17 февраля 2008 - Жизнь длиною в строку.

Сегодня исполняется двадцать лет со дня трагической гибели Александра Башлачёва. Приведённый ниже материал был опубликован в журнале "Свиstopляс" почти восемь лет тому назад, но не потерял актуальности...

Миры и мифы Александра Башлачёва

Его не забыли, нет. Ежегодно и без того обширный каталог записей пополняют новые альбомы, в которых грани его удивительного таланта сверкают какими-то неведомыми до сих пор красками. Изданное в 1997-м собрание стихов и песен - невзирая на довольно-таки внушительную для рядового почитателя истинного искусства цену - разлетелось с прилавков музыкальных магазинов за считанные недели. Концертный зал в Питере, где в феврале 1998 проходил концерт его памяти, был переполнен - и вовсе не потому, что желание прийти и спеть в его честь свои песни выказали многие из звёзд рок-н-ролла - это давно не диковина. На него ссылаются. Приводят в пример. Охотно цитируют расхожие строки. Отмечают (как нечто само собой разумеющееся) серьёзное влияние едва ли не на всех героев отечественного рока. И всё-таки, отчего-то в последнее время у меня всё чаще возникает ощущение, что это случайное, как бы мимоходом, всуе, упоминание имени великого Поэта невольно низводит его до уровня лубочного портрета - типа благостно-фальшивых изображений Есенина или Высоцкого, какими одно время пестрели стены типовых квартир - а историю его драматичной, яркой и спрессованной как в ядре чёрной дыры жизни незаметно подменил удобный во всех отношениях миф.

К слову, Башлачёв и сам охотно прибегал к мифотворчеству. Даже собственная биография, которую он излагал в своих нечастых интервью, вполне осознанно строилась по канонам фольклорного жанра, рисуя образ этакого современного Иванушки, на первый взгляд, простодушного, но наблюдательного, острого на язык и неизменно находчивого. Маска эта, правда, долго не продержалась, уж больно стремительно развивался его талант, но осознание мифа как одной из наиболее распространённых моделей интерпретации реальности, он сохранял едва ли не до последних своих дней. Во всяком случае, последней (как оказалось) темой наших с ним бесед был генезис рок-н-ролла как пересечения различных социокультурных мифов. Сам он, при этом, был человеком абсолютно реальным и чуждый пустым иллюзиям.

Как справедливо заметил мудрый БГ, "чем дальше, тем будет быстрей" - на течение нашей жизни ускорение действует точно так же, как и на несущийся под гору автомобиль, в силу чего на одно и то же действие с каждым годом уходит всё больше времени. Нет сил остановиться, нет времени обернуться и хотя бы конспективно зафиксировать то, что проносится мимо нашего взора. Увы, суетливое поколение рок-н-ролла не удосужилось осмыслить всё то, что ему принадлежало если не по сути, то хотя бы по совпадению на историческом отрезке. Грешен, и я успеваю слишком мало. Тем не менее, если попытаться наметить план гипотетической книги об Александре Башлачёве, я бы выделил следующие её аспекты. Во-первых, собственно, биография СашБаша. Во-вторых, эволюция его поэтического языка и образной системы. В-третьих, сущность и значение его филологических идей в контексте современного языкознания. И, наконец, место его творчества в современной поэзии. Итак...

Александр Башлачёв родился 27 мая 1962 в Череповце Вологодской области. В 1982-м закончил факультет журналистики Свердловского Университета, после чего вернулся в Череповец и работал в одной из местных молодёжных газет. В этот период Башлачёв тесно общался с местным рок-н-ролльным сообществом, публиковал проблемные статьи о роке и даже писал вполне заурядные тексты для главной череповецкой группы РОК-СЕНТЯБРЬ, хотя, как позднее вспоминал познакомившийся с ним в начале 1983 Юрий Шевчук, "что-то уже клевало в его горячую голову". Возможно, именно знакомство с поэтическим миром Шевчука, а затем, докатившиеся до Череповца первые альбомы АКВАРИУМА и ЗООПАРКА, открыли в сознании Башлачёва какие-то тайные шлюзы, через которые стремительным потоком хлынули исподволь копившиеся и переполнявшие его поэтические откровения.

В сентябре 1984 состоялась его встреча с опальным в ту пору музыкальным критиком и журналистом Артемием Троицким, который поддержал и воодушевил молодого поэта. Месяцем позже Башлачев оставил Череповец и весь следующий год колесил по стране, оставляя за собой шлейф восторгов и изумления. В марте 1985 состоялось его первое публичное выступление в Питере, когда Башлачёв спел несколько своих песен на неофициальном концерте Шевчука в зале Медицинского училища. (Запись этого концерта издана Manchester Files под не совсем верным названием "Кочегарка".) 22 января 1986 состоялся его концерт в Театре на Таганке - alma mater Высоцкого, художника столь же значительного, хотя и совершенно другого по своему складу и мировоззрению. На следующий год СашБаш окончательно выбрал местом жительства Ленинград. Там он вступил в Рок-клуб, участвовал в устном выпуске журнала "Рокси", кидал уголёк в знаменитой котельной "Камчатка" и выступил на V Фестивале Рок-клуба в июне 1987 - фрагменты его выступления были отсняты для фильма Алексея Учителя "Рок". Тем же летом он появился на фестивале в подмосковной Черноголовке, присутствовал на съёмках фильма Петра Солдатенкова "Барды проходных дворов" (в прокате - "Игра с неизвестным"), однако, в последний момент по неясным причинам отказался сниматься, а в октябре выступил на семинаре рок-клубов в Свердловске. К этому времени его поэтический язык претерпел стремительную эволюцию, а бурно фонтанировавший источник песен превратился в глубокий и чистый, но всё менее заметный родник. Его друзья строили за него планы, собирались издать пластинку, намечали концерты и гастроли, но СашБаш, судя по всему, уже принял роковое решение и вышел - как сказано в одной из его песен - на восьмой "круг беспокойного лада", круг бессмертия. 17 февраля 1988 поэт покончил с собой, выбросившись из окна питерской квартиры, где он в то время жил. На этом закончилась жизнь, и начался миф.

Не хочется лишний раз ворошить события того печального февраля, бередить память, строить домыслы, искать внешние причины и предлоги - он сделал выбор, спев: "Иные здесь. От них мы недалече". Верю, что каждому из нас дано своё число поэтических строк - кому две, кому двести, а кому и две тысячи. Одни растягивают крупицы таланта на многие годы, ловко смешивая его с ремеслом, другие спешат взять всё и сразу, а потом маются, не зная, чем занять остаток жизни, изображают поэтов, таковыми уже не являясь, имитируют бурную деятельность, заседают в президиумах, разъезжают по миру, принимают делегации... Представить себе СашБаша в подобной роли не то, чтобы трудно - просто невозможно. Нельзя представить его с калькулятором, педантично высчитывающим авторские отчисления, торгующимся с устроителем концертов за сумму гонорара, ищущим, кому бы продать свои архивные записи и мемуары...

Он пел, пока жил и жил, пока пел, и, возможно, освободившись от песенного багажа, высказав, выкричав, выплакав, выплеснув всё то, что переполняло его все эти годы, он почувствовал в душе пустоту, заполнить которую оказалось нечем.

Как бы то ни было, Башлачёв сказал всё, что хотел сказать и, слава Богу, был услышан (хотя не факт, что понят). Его стихи - а тексты башлачёвских песен, вне всяких сомнений, истинная Поэзия и читаются на бумаге абсолютно органично (чего, увы, не скажешь о подавляющем большинстве других поп- или рок-текстов) - это целый мир, построенный и существующий согласно своим внутренним законам. Может быть, именно поэтому они так гармоничны и легки. Однако, лёгкость башлачёвского стиха - не сродни пению певчей птички на ветке, она - лишь следствие долгой и кропотливой работы со словом. Мне случалось видеть его черновики - испещрённые стрелками, пометками - следами долгого и мучительного поиска точного слова и нужного смысла.

Кстати, те, кто начал знакомство с поэзией Башлачёва с текстов, не могут не заметить несходства их поэтического строя и его манеры исполнения - исступлённого хриплого крика-стона, безудержного боя гитары, при котором он постоянно сбивал пальцы в кровь, тревожного звона столь любимых им и неизменно сопровождавших его песни бубенцов...

Некогда ещё один весьма уважаемый мною поэт, Арсений Тарковский, высказал очень точную мысль: "Гений приходит, чтобы затворить двери за своей эпохой. Пушкин усвоил то, что было до него. Усвоил - и закрыл двери на замок". Так вот, Башлачёв не случайно появился именно на изломе эпох и на перекрёстке жанров. Ему было суждено подвести черту под целым историческим отрезком - и открыть дорогу в другую эру.

Формула его таланта - рецепт со многими составляющими, не все из которых, возможно, были известны ему самому. (Художник редко способен адекватно оценить влияние чужой музы - тем паче, опосредованное.) Сам СашБаш охотно повторял, что начальным капиталом для него стали песни БГ и Майка, однако, в чём их влияние заключалось, сказать трудно. У БГ Башлачёв, возможно, взял игру со словами и смыслами, у Майка научился откровенности, умению обнажаться до самой сути. (БГ для Башлачёва, скорее, знак эпохи - это имя употребляется в его песнях дважды и оба раза - в связи с песней "-30".) Трудно уловить и прямую связь с песенной поэзией Высоцкого - хотя многие на этом настаивали и до сих пор повторяют - но с Высоцким СашБаша роднят разве что его ранние, сатирико-иронические ("Слёт-симпозиум", "Подвиг разведчика") и откровенно пародийные ("Не позволяй душе лениться") номера, хотя обоих поэтов связывает также яростное неприятие "врагов и дураков" ("Палата N 6", "Случай в Сибири"). Иногда башлачёвский слог вызывает в памяти мудрые притчи Александра Галича ("Грибоедовский вальс"), иногда в них прорывается философичная грусть Окуджавы ("Галактическая комедия"), но всё это было, скорее, поисками себя: СашБаш искал - и нашёл - собственный поэтический язык, узнаваемый слог и присущий лишь ему одному образный ряд. В его колоритных, многослойных, полных неожиданных ассоциаций и неявных аллюзий, парадоксального юмора и виртуозной игры словами, смелых рифм и сложных размеров стихах-песнях архаизмы и уличный слэнг, былинные сюжеты и бытовые реалии, высокая трагедия и скоморошество, откровенный фарс и скрытая ирония сосуществуют на равных, не противореча, но дополняя и усиливая значение друг друга.

Художественная эволюция Башлачёва шла не по прямой - от открывал новые для себя поэтические приёмы, пробовал себя в различных стилях и жанрах, брал, говоря словами БГ, "своё, там, где видел своё"; от весёлого зубоскальства - к язвительным, горьким и злым манифестам внутренней свободы, от ироничных, почти фельетонных историй - к реалистическим жизненным зарисовкам, в которых он, как истинный мастер, мог двумя-тремя штрихами нарисовать узнаваемый портрет, и далее, к притчам, сказкам и сказам, былям и былинам.

Параллельно развивалось отношение Башлачёва к слову как основному носителю информации - от игры словами, жонглирования их смыслами, сцепления их в неожиданные цепочки (его увлекало сопоставление значений слов: "Не говорил ему за строй, ведь сам я не в строю. Но строй - не строй. Ты только строй. А не умеешь строить - пой".), использования аллитерации ("сны наизнанку и пах нараспашку"), он пришёл к осмыслению семантической функции слова, его глубинного смысла, что усложняло ему художественную задачу ("видишь ли, - признавался он в интервью, - я на уровне синтаксиса уже перестал мыслить, я мыслю на уровне морфологии - корней, суффиксов, приставок") - но привело к мысли, что внутреннее содержание слова более значительно, информативнее, чем его внешняя, знаковая функция ("на строку - по стежку, а на слова - по два шва"). Он поднялся на свой поэтический Олимп и оказался там в гордом и печальном одиночестве. Иногда говорят, что влияние поэзии Башлачёва испытали на себе практически все наши звёзды, путая при этом общение, взаимную приязнь и дружбу с воздействием на стиль и слог. Как сам он взял от своих предшественников не их идеи, но лишь знание границ, которые они установили, так и на его друзей-товарищей по поэтическому цеху оказал воздействие сам факт, сама возможность существования его поэзии, её художественные пределы и возможности. В этом отношении Башлачёва, вне всяких сомнений, оценили и Гребенщиков, и Кинчев, и Цой, хотя никто из них не использовал рецепты из его творческой кухни. В какой-то степени СашБаш подтолкнул поэтические искания Шевчука, но здесь можно говорить, скорее, о взаимном влиянии близких друг другу поэтов. В большей степени интонации Башлачёва присущи некоторым песням Дмитрия Ревякина и свердловчанина Саши Холкина, однако, первый из них в 90-е глубоко погряз в надуманном и не всегда самоценном словотворчестве, а второй, к сожалению, в силу ряда причин не сумел донести своё творчество до сколько-нибудь широкой аудитории.

О том, что из активного участника творческого процесса (а таковым можно оставаться и после смерти) СашБаш понемногу превращается в постер-икону, говорит и ещё одна цитата: "На моей стене два фото - Башлачёва и битлов" - увы, на Сергее Чигракове знакомство с творчеством великого современника не отразилось никак. Впрочем, речь вовсе не о нём. Пора подводить итог и выводить мораль из нашего long and winding разговора.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения и не склонна к пустой риторике. Бессмысленно гадать, кем были бы сегодня и с кем были бы сейчас Высоцкий, Цой, Галич, Башлачёв... В начале нынешнего века один умный человек заметил: "Будь в 1914 году жив Лев Толстой - Первая мировая войне не началась бы. При Толстом она просто не могла состояться". Так и в нашем случае. Будь с нами ушедшие из жизни поэты, художники, музыканты, картина мира оказалась бы совершенно иной - мы попросту жили бы в другой стране. Мораль: берегите спички от детей, а поэтов - от дураков. И в том, и в другом случае последствия могут быть катастрофическими. Впрочем, это шутка. Просто печальная шутка там, где не хочется грустить.

Андрей Бурлака

Фото Сергея Семёнова